____

Террор: паранойя или манипуляция?

Террор как способ решения проблемы угрозой насилия существовал в человеческом обществе всегда. Менялись лишь его формы и средства. По сути, вся история человечества представляет собой историю зависимости людей от Страха, который выступал подобно искушенному театральному актеру в различных воплощениях.

Однако для подавления оппонента одного страшного образа отнюдь недостаточно. Необходимо идейное оформление образа и тогда даже внешне красивый персонаж может быть устрашающим. Идейные манипуляции социальными субъектами менялись в зависимости от господствующих социокультурных отношений и культуры общества в целом. Не столь важно чего должны бояться люди: врага, Всевышнего, нищеты, смерти…, важно – кто и насколько должен бояться. Примитивный, но весьма действующий и апробированный веками способ управления социумом.

Терроризм в отличие от террора – всегда следствие. Порой политики глобализма, навязывающей свою культуру и ценности, порой существующей социальной несправедливости, порой просто расизма и национализма. Неважно чего – важно, что он основан на ненависти несчастных, обманутых, манипулируемых людей, слепота и беспомощность которых проявляются в отчаянных попытках запугать оппонента, пусть даже ценой собственной смерти.

Как правило, они не понимают истинный сценарий «спектакля», преследуемые цели его авторов, да и собственную роль в нем. Ведь смерть издревле служила золотому тельцу, практически всегда прикрывающего свою вызывающую наготу великими идеями!

Терроризм превратился в специфическое девиантное средство современной коммуникации, основанное на страхе, ненависти, невежестве и отчаянии, диагностика которого необходима для восстановления конструктивного диалога. Только конструктивный диалог, раскрывающий истинные причины возникших противоречий, может способствовать решению проблемы.
Существуют попытки дифференцировать понятия «террор» и «терроризм» по субъекту активности, считая, что террор используется лишь политическими силами, находящимися у власти, опирающимися на властные структуры и репрессивный аппарат подавления, армию, различные спецслужбы и т.д., а терроризм относится уже к оппозиционным силам, выступающим против них и являющимися объективно стороной более слабой. Вряд ли с этим можно согласиться. Террор, на наш взгляд, это феномен, а терроризм политика по реализации этого феномена в жизни. Террор не всегда связан с властными структурами. Это понятие гораздо шире по своему значению.

Так или иначе, террористические действия всегда представляют собой послание порой обманутых, порой фанатично верящих в собственную миссию, но почти всегда слабых и отчаявшихся людей, не подозревающих, что ими манипулируют именно те, против кого вроде бы направлен их гнев.

Следует подчеркнуть, что «террор» не ограничивается отношением лишь политических субъектов, так как не всегда связан только с политикой, однако он всегда связан с воздействием на волю социальных субъектов, с попыткой повлиять на нее, то есть террор всегда связан с властью, как способностью воздействовать на волю людей.

Причем, не только на чужую, но, как это ни парадоксально, и на свою. Например, человек может терроризировать себя, пугая всякими фантазиями. Не секрет, что большие деньги и власть приводят к подобного рода параноидальным явлениям.

Поэтому можно говорить о психологическом и биофизиологическом терроре. Ведь насилие может принимать различные формы и вылиться в открытую физическую расправу, пытки. Более основательное исследование феномена террора можно найти в нашей монографии «Террор как форма социальной экзистенции» [ 2 ].

Террор и деньги

Эпоха капитализма, ознаменовав господство денег над всем сущим, привела к коммерциализации и виртуализации мира, к крайнему отчуждению социальных субъектов друг от друга. Виртуализировался и субъект манипуляции массами. Откровенно эту роль на себя взяли деньги. Капитализм открыто провозгласил террор денег. «Люди гибнут за металл», порой сами и не подозревая это.

Правда, форма проявления террора денег во всемирном масштабе меняется в зависимости от социокультурных и политических особенностей региона. Если в двадцатом веке деньги, прикрываясь высокими «патриотическими» идеями, разжигали революции и мировые войны, то сегодня они посредством локальных террористических актов перекраивают мир, деля ресурсы и источники сырья.

Террор практически всегда имеет идейно-психологическое основание, опирающееся на веру в собственную правоту и почти квазирелигиозную убежденность в высшую справедливость праведного возмущения.

В любом случае террор, как социальный феномен, выступает средством достижения определенных целей. Вопрос лишь в том, что идею создают одни, причем преследуя совершенно определенные цели, а реализуют их другие, подобно плохим актерам не понимающие самого сценария.

Ведь известно, что до 70 процентов террористов – люди возраста до 35 лет. Почему они прибегают к террору? Почему, рискуя жизнью, сеют вокруг смерть, проливают реки крови и вызывают слезы матерей? Что толкает молодых людей на такие крайние меры? Праведное возмущение? Преданность идее? Фанатизм? Ненависть? Уверенность, что силе можно противопоставить лишь силу и насилие? А может, страх и невежество?

Проще всего было бы поддаться искушению упрощения и объявить терроризм просто одним из способов решения политических проблем посредством распространения страха и ужаса. Однако террор превратился сегодня в способ социальной экзистенции, приняв глобальные масштабы, то есть так же, как и все остальное подвергся глобализации.

Обычно в качестве признаков терроризма выделяют сознательность, целенаправленность открытость, систематичность применения насилия и угроз, как правило, против людей, не участвующих в борьбе. Характерной тактикой в этом случае являются удары по общедоступным местам и транспортным средствам, убийство известных людей, часто занимающих «публичные посты» с целью дестабилизировать общество, что очень точно отражается в китайской поговорке «Убить одного, чтобы запугать сотни».

Террористический акт имеет коммуникативный характер, представляя собой скорее форму информационного послания, нацеленного больше на средства массовой информации, чем непосредственно на население. В современном городе люди настолько заняты своими проблемами, что без СМИ они могут и не заметить теракт. Поэтому можно с уверенностью констатировать, что без средств массовой информации современного терроризма не было бы.

Террористический акт трансформировался сегодня в шоу, спектакль, а террористы практически в актеров. Отсюда такое внимание к постановке шоу, костюмам, реквизиту, информационной поддержке. Все это продумывается очень тщательно, для того, чтобы шоу было массовым и имело высокий рейтинг. Демонстрация и обсуждение террористических актов приносят огромные деньги. У террористов есть даже свои звезды, правда не Голливуда, но о них уже и там снимают фильмы!

Целью терроризма, в том числе и государственного, может стать не только наведение ужаса, но и дискредитация своих врагов. Известная тактика, применяемая при холокосте и геноцидах.

В качестве основных сфер террора называют: политический террор, с целью оказания влияния на лидеров для принятия политических решений, устранения неугодных политических деятелей ради изменения политического строя. Главным методом в этом случае является захват заложников, жизни которых предлагаются в обмен на уступки со стороны властей.

Информационный террор, проявляющийся в прямом воздействии на психику людей в целях формирования необходимого общественного мнения. Методом такого террора является не только распространение слухов, но и просто навязчивая информация и реклама.

Экономический террор, заключающийся в различных дискриминационных экономических действиях, санкциях, имеющих целью оказать давление на экономических конкурентов.

Социально-бытовой террор, включающий любые акты запугивания и причинения вреда на бытовом уровне.

Сегодня много говорят о религиозном терроре, даже появился абсолютно неграмотный, а точнее провокационный и, тем не менее, широко используемый СМИ термин «исламский терроризм». Как в свое время понятие «этническая преступность». Ни преступность, ни террор, ни невежество, ни подлость не могут носить этнический, расовый или религиозный характер.

Конкретные люди могут принадлежать определенным социальным общностям, но не социально-психологические феномены. Это – трюизм, о котором вряд ли стоило бы говорить, если бы не массовые, причем, отнюдь не безобидные, спекуляции и манипуляции общественным сознанием.

В основании террора почти всегда находятся великие идеи и, как правило, это идеи справедливости и свободы. Террористы считают, что посредством насилия они могут восстановить попранную справедливость. Обычно говорят, что в этом случае исполнителей великой идеи подводят средства.

Однако проблема не всегда в средствах. Порой действительно великая, но абстрактная идея, прекрасно звуча, таит в себе скрытую угрозу насилия, так как не может быть осуществлена в конкретно-исторический период. И виной этому не царь и не Бог, и не сама эта идея, а отсутствие объективных условий ее реализации или вовсе неправильное понимание этой идеи.

Такой участи неадекватной трактовки не удалось, к сожалению, избежать многим великим идеям. Это еще раз доказывает известное положение, что истина всегда конкретна. «Гегель видел, что абстрактность якобинских принципов таила в себе террор», – писал А. Камю [3. С. 221]. То есть, по Гегелю, идея абсолютной свободы, будучи слишком абстрактной, приводит к террору. Надо стремиться к конкретному обществу, гармонично сочетающему в себе свободу и необходимость.

Согласно А. Камю, именно на гегелевской диалектике, причем с акцентом на борьбе противоположностей и на отрицании как универсальном законе развития, зиждется идеология террора. «Нужно уничтожить тех, кто уничтожает идиллию, или уничтожать ради сотворения идиллии. Гегелевское преодоление Террора завершается только его расширением» [3. С.273].

Вообще мало кто задумывается о формулировках великих людей. Их, как правило, заучивают и передают из поколения в поколение подобно стихотворению. Часто даже наказывают за нежелание догматического принятия «великих истин». Так произошло со многими религиозными идеями.

Так, к сожалению, происходит с некоторыми научными и философскими положениями. Концептуальная погрешность закона отрицания оказалась не такой уж безобидной, создав целую парадигму разрушения. Так как все подвергнуто универсальному закону бытия – отрицанию, мы тоже должны отрицать, уничтожать действительность.

Такова логика нигилистов и революционеров. Они из гегелевского положения о существовании скачка в процессе развития сделали совершенно несуразный вывод о скачкообразном развитии бытия вообще и, в частности, общества. Что может быть страшнее неправильно понятой идеи, господствующей в массовом сознании? Идеи перманентной революции и террора – тому свидетельство.

Для личности свобода отождествляется с жизнью, а несвобода, рабство со смертью. «Где здесь пропасть для свободных людей?» – с гордостью восклицает Эзоп, предпочитая быть сброшенным в пропасть участи рабской жизни. Ценой свободы становится жизнь, а средством – смерть. Причем смерть превращается в универсальное средство.

Посредством собственной жизни можно приобрести свободу на том свете, а посредством чужой – на этом. Чужая жизнь превращается в средство приобретения или сохранения собственной. «Сознание, ради сохранения животной жизни, – пишет А.Камю, – это сознание раба. Другое, получившее признание и независимость – это сознание господина.

Они различаются при их столкновении, когда одно склоняется перед другим. На этой стадии дилемма «быть свободным или умереть» сменяется дилеммой «убить или поработить» [3. С.226]. И в том и другом случае цена одна – смерть. Таким образом, смерти противостоит не жизнь, а господство над другим человеком. Это цивилизация рабов, а значит – цивилизация смерти, так как быть господином – тоже означает смерть, смерть свободной человеческой сущности.

Рабство оставило неизгладимый след на всей последующей истории даже тех народов, где рабовладения не было. Свободу стали неправильно толковать как физическую «не принадлежность» другому человеку, которую неправильно перевели как «независимость» от другого. Невозможно быть независимым от других людей. Еще более абсурдным является ставшее сегодня модным слово «самодостаточный».

В английском языке различаются freedom и liberty как физическая и политическая свободы. В русском языке дело обстоит гораздо сложнее, хотя физическую свободу обычно отождествляют со словом «воля», которое, в свою очередь, имеет, по крайней мере, два смысловых значения. Чтобы не погрязнуть в этимологической трясине, подчеркнем, что свободы как независимости в природе не существует, так как все от всего зависит. Независимости от чужой воли вообще тоже не существует, так как все люди находятся в зависимости друг от друга. Поэтому надо стремиться, как это ни парадоксально звучит, не к свободе, а к зависимости, к определенному ее виду. К зависимости в принятии решения не от чужой, а от своей воли.

Перефразируя Ф. Ницше, подчеркнем, что надо стремиться к зависимости от своего истинного «Я». Только тогда мы, уйдя от «свободы от чего-то или кого-то», придем к «свободе для чего то». Ф. Ницше в своем произведении «Так говорил Заратустра» акцентирует внимание на кардинальном различии между ними. Это не понимают террористы, стремясь ценой жизни и своей, и часто многих невинных людей к свободе от… несправедливости, насилия и много еще от чего. Однако хотя среди них и немало людей с высшим образованием, нам они напоминают несчастных заблудших, которые знают от кого они ушли, но не знают, куда идут. Говорят: «Ни один ветер не будет попутным кораблю, не знающему, в какую гавань он держит путь!».

Еще более драматична судьба понятия «справедливость», за которое положили свои жизни не меньше людей, чем за свободу. А что это такое – справедливость? Если обратиться к этимологии, то слово «справедливость» означает «быть с праведностью», вести себя праведно, правильно, то есть в соответствии с правилами, правом, нормами, законами. Поэтому «справедливость» представляет собой понятие, отражающее оценку социального поведения. Не может быть справедливым, например, природное явление – гроза или молния, и т.д.

Справедливым может быть только поступок человека, причем в глазах другого социального субъекта – человека, группы людей, класса, государства, человечества, в конце концов. Следовательно, справедливость – понятие конкретное и субъективное. Не может существовать абстрактной всеобщей, вселенской справедливости. То, что справедливо в бандитской группировке – не справедливо для нормальных людей.

Люди, отчаявшись в ожидании справедливости от государства, его законов, часто обращаются к Богу. Многие религии основаны на принципе справедливости. Для Иудаизма, например, основным принципом является справедливость как принцип обеспечения жизни в этом мире, именно справедливость как воздаяние по заслугам; кто что заслужил, тот это и получит: «Око за око, зуб за зуб». Моисею пришлось в течение сорока лет управлять целым народом, и одними словами было не обойтись. Нужны были конкретные правила, нормы, порой наказания. Поэтому с целью сохранения всего общества основным было выбрано требование справедливости как воздаяние по заслугам.

Христианство противопоставило справедливости любовь и милосердие. Порой справедливее было бы наказать, но великодушнее будет простить. Ненависть деструктивна, даже если она справедлива. «Не хлебом единым...», – учит Христианство. Люди должны думать, прежде всего, о духовной жизни. А злость, агрессия и ненависть разрушают душу, причем, не только конкретного человека, но и всего общества и человечества.

Однако идея любви к ближнему, то есть идея жертвенности во имя этой любви претерпела некоторую метаморфозу, впрочем, так же, как и многие другие великие идеи. Не правильно понятая она превратилась в идею отрешения человека от всех радостей жизни, вплоть до самой жизни. Так, вера и любовь к собственному народу, превратившись в высшую гипертрофированную ценность, парадоксальным образом стали в дореволюционной России одними из идейных оснований терроризма.

«Народопоклонство», опираясь на христианскую идею жертвенности и любви к ближнему, вызвало к жизни такие феномены, как самоотречение, вплоть до полного растворения некоторых представителей в идее служения. Э. Хоффер отмечает, что наряду с честолюбцами, подростками, бедняками и просто скучающими в первых рядах террористов были грешники, пытающиеся ценой собственной жизни искупить свои грехи. Растворяясь в массе, толпе, они снимали собственную единичность, а вместе с ней и свою порочность.

Вряд ли можно согласиться с утверждением Э. Хоффера: «Всякое массовое движение культивирует идею греха. Оно изображает человеческое «я» не только как бесплодное и бесполезное, но и как низменное и подлое» [4. С.73]. Бывают разные массовые движения и не все они культивируют грех. Но то, что в массовых движениях благодаря эффекту деиндивидуализации грешить становится легче, барьеры ограничения сметаются практически бессознательно, действительно так.

Идея, часто выступает силой, вынуждающей идти на террористические акты. Религиозная вера в Бога трансформировалась в веру в революционную идею, а точнее революционная идея превратилась в новую квазирелигию некоторых молодых людей.

«Вы часто упрекали, что я, вкусивши науки, позабыл о боге, – пишет известный террорист Егор Сазонов в письме к родителям. – Дорогие мои! Земной мой поклон Вам и мое вечное спасибо за то, что Вы научили меня свято относиться к вопросам совести. Ведь потому-то я совершил дело, что чувствовал, что моя совесть, моя религия, мое евангелие, мой бог – требовали этого от меня. Мог ли я ослушаться?.. Да, родные мои, мои революционные и социалистические верования слились воедино с моею религиею…. Я считаю, что мы, социалисты, продолжаем дело Христа, который проповедовал братскую любовь между людьми, призывал к себе всех трудящихся и обремененных и умер, как политический преступник, за людей…» [5. С. 84]. «Я всецело отдался делу, – продолжает он, – которое считаю первым, и для родных, а также для самого себя у меня ничего не осталось. Я всего себя дал в жертву дела, и, если получу возможность еще раз отдаться, я не задумаюсь отдаться вторично» [5. С. 299].

Высокой идеей жертвенного служения оправдывает свои действия и террорист И.П. Каляев, убивший великого князя Сергея Александровича: «Есть счастье еще выше, чем смерть во время акта, – умереть на эшафоте. Смерть во время акта как будто оставляет что-то незаконченным. Между делом и эшафотом еще целая вечность – может, самое великое для человека. Только тут узнаешь, почувствуешь всю красоту, всю силу идеи. Весь развернешься, расцветешь и умрешь в полном цвете…как колос созревший» [6. С. 118]. Так смерть становилась желанной, как средство приобретения не только путевки в вечную жизнь, но и смысла жизни. Вспомним Бена Ладена, который говорил: «Для нас смерть желанней, чем для Вас жизнь!».

Кроме воздающей, различают еще уравнительную и распределительную справедливости. Следует заметить, что и Христианство с его основным принципом любви и милосердия, и Ислам с принципом терпения и покорности, и Буддизм с принципом самосовершенствования исходят из идеи справедливости, но в разном ее понимании.

Христианство и Ислам как религии спасения в качестве справедливого воздаяния обещают вечную жизнь в Раю, то есть спасение души. А Буддизм базируется на справедливости, как кармическом воздаянии за поступки человека. Следуя четырем благородным истинам Будды, люди совершенствуются в последующих жизнях вплоть до достижения нирваны – вечного, безмятежного состояния души, освобожденной от необходимости материального воплощения в бренном теле.

Таким образом, тот, кто с мечом в руке пытается воплотить свободу и справедливость здесь и сейчас, не только не верит в Бога, но и отвергает его, будучи активным богоборцем. Убийство человека – есть, прежде всего, убийство Бога в себе, но прежде убийство собственной души. Террор – всегда богоубийство, теоцид, в какие бы одежды он не рядился.

Служение идее прямолинейно, однозначно мыслящих людей практически превращается в параноидальную от нее зависимость. Террор идеи часто превращается в идею террора, которая выступает удобным средством манипуляции массами. Это прекрасно иллюстрирует идея марксизма, унесшая миллионы жизней, превратившись в квазирелигию свободы, равенства и справедливости.

Великая идея построения светлого будущего для всех людей превратилась в парадигмальную основу мирового террора, оправдав насилие как необходимое средство революции.